Клуб друзей и читателей Розы мира (2007-2011)

Кирдань · Добавлено: Вт Ноя 18, 2008 9:44 am **Утро**

Утро

1--

Милый миг, сухая старость, чистый воздух в голове
он встает над всей землею и шагает по траве
он шагает по траве и за ним бегут собаки
птицы белые над ним совершают свои взмахи
поезда стучат тупые жарче воздух над страной
грязны черные ботинки грязны брюки с бахромой
мужичок сухая старость держит стебель в кулаке
и над ним летают девы в дивных крыльях налегке

2---

Всех тропических дней в новгородской глуби не сыскать;
Переходы журчат; васильковые пни; лисий бег;
Полнолунной реки полоумная песня под стать
нашим вздохам (когда прячем совесть меж старых телег,
и корзин, и развалистых кос, промежутков ежей).
С каждым днем этот мир все свободнее и горячей.

На дорогах лесных поджидает морщинистый сон –
лакаоновый крик, застывающий в сонме колец.
На обочине гриб – он небесовый, он невесом,
он собрал в себя дым майских дней и весенних сердец.
Эта речка журчит, отражая золоты церквей,
дальних бань и людей, неизвестных нам, чистых людей.

Все тропинка бежит, обращаясь репейным холмом,
обрывающим нас на ромашковый дол свысока,
дальше трутни сидят в катакомбах, зарытых песком;
и поклоны дерев, уходящих в труху от носка.
Вот и озеро, вновь, дальний ветер целует виски,
одиночества нас замыкая тугие тиски.

Зазвенят гладь да синь; и застывшие в волнах прыжки
бесконечных камней, пожирающих весь небосвод;
лодки старых богов, и детей-рыбачков поплавки,
и девица осок, и немолкнущий ветер – проглот –
нас встречают. И звон этих дружных, печальных теней
нас встречает в толчее дымящих стихий и ветвей.

Вон из той тишины обезумевши грянет орел,
и застывшее в вечности листьями вспухнет на миг.
Он сослепу за лес «– Эй, дурак, как сюда ты забрел?»
(Я не верю давно в бодрость криков и шуток своих)
Вот и нам бы назад: за обвалы и валы дерев,
чтоб всю ночь из души слушать озера вязкий напев.

3---

я в полдень сел на табурет
отбросив клетчатый свой плед.
а солнце шло на полукруг,
багря лучами миски медь,
а я сидел как истукан;
на лбу резвился пьяный жук,
паук, натягивая сеть,
залез в мой внутренний карман,
чтоб там забыться навсегда.
И из моих прекрасных щек
струилась плавно борода.
Искрился лампой потолок.
*Искрился лампой потолок,
шумел за стенкой крепкий ток,
звенела церковь из окна,
шипела кошка из угла.
я пальцем пуп свой разминал,
но в сумрек хлынула луна.
И вились белые тела
и кто-то голый хохотал
в соседнем доме номер шесть.
Я с табурета на пол пал,
мне захотелось палец съесть,
а съел вишневого клопа.
*я съел вишневого клопа,
чесалась левая стопа,
и сверху, между облаков,
звезда мерцала полыньёй.
я под столом уснул, как дуб,
и доброй ночи молоко
лилось безудержно за мной,
в кастрюле радовался суп,
верблюжим рядом сны брели.
Проснулся ровно в шесть утра:
хмелевший жук лежал в пыли,
стекалась к церкви детвора.
*Стекалась к церкви детвора,
зияла бледная дыра
в соседнем доме, как родник.
Дымилась кошка под окном.
По кухне я туда-сюда
бродил как брошенный старик,
маяча ассирийским лбом.
я ждал господнего суда,
часы боролись с полумглой,
молчал в раздумиях паркет,
я стал, как пряник золотой
и в полдень сел на табурет.

Рауха · Добавлено: Вт Ноя 18, 2008 4:26 pm

Прикольно увидено. Smile

a. · Добавлено: Чт Ноя 20, 2008 2:11 am

Прекрасно

Третие интересно

Кирдань · Добавлено: Чт Янв 01, 2009 8:16 pm

спасибо.
не встречая сопротивления, публикую еще несколько Smile

***

Улица говорит – тише сирень, сирень
Имя твое «теперь», только опять нигде
Облако говорит – дали мои, мои
Скользко на поводке – камушек говорит

только секунду там
хуже моя рука
в каждом мгновенье срам
вечно зарытый шкаф.

Кошка глядит, поет, лезет кошка под кран,
я говорю - игра
нашмир говорит – пора

Время схватить топор
что им рубить? тебя
буквы твои налево, направо твоя душа,
вверх поползет дымок, вниз упадет висок,
в иные пространства какие-нибудь дела,
все остальное – дотла

Улица говорит – тише звоны мои
Тише по подворотням скрипы двери, двери

старое мироздание лепит еще человека
мне страшно – откуда оно взялось?
блестит в ночи бутылочная крышка,
лежит уроненная трость.

***

...Но в каждом предмете
полости и песок.
Неведомое прорастает – сиреневый стебелек.
Блистательными дворами, болотом, седым огнем.
Наверное – не умираем, а просто назад живем.
Орнаменты, зубья, холод, тропинки небытия.
Оранжевые долины, алмазовые края.
И утром бросает морось, и криком зовешь людей,
не падает этот ветер в малиновую плетень.

...Но в каждом предмете
золото, голоса.
Немного осталось телу, упавшему с колеса.
Дорожные злые травы, алеющий горизонт –
и хочется похвалиться мучительным колесом.
Стальные сады, собаки, прохладная пустота,
Немного осталось телу, досчитывая до ста,
движения бесконечны, рассыпчатая трава,
тебе никуда не надо и некогда горевать.

***

Считай, что дома. Поезд отстучал.
Вечерний гомон рыночных задворок.
Висел как дым; из стекол, щелий – шорох
все полз к тебе. У правого плеча
Висел огонь – мерцание киоска.
Что жмурься, что беги – нигде, нигде –
Не сыщешь красоты своей судьбе,
ни звездных угольков, ни пламенного воска.

Случайно моросит. Случайные соседи
нанизывают тень на сучья липы.
Во дворике твоем тугие типы
Случайно громыхают на мопеде..

Считай, что дома. Поезд отстучал.
Звенит стекло, курлыкает погибель,
Охвачена просторной тьмою мебель,
Хихикаешь. У левого плеча
стоит пустырь; недвижимые люди;
Пустырь в тисках; закручены узлом.
За тенью тень; гранит; за домом дом.
Никто с тобой отныне не пошутит.

Немел оскал дворов, и мы его качали,
Немела дверь, немели псы с песками
в немых глазах, немыми потрохами
немел район среди своей печали.

Немел и ты, среди своих исчадий.
ты дома, юноша, и мир в своем начале.

***

"любовь любить" - сказал один пропащий.
"в моей груди не реже и не чаще
сидит старик с далекими глазами,
вокруг поля, закрытые лесами".

"любовь любить" - сказал один мерзавец.
"скулить нельзя, куси себя за палец.
намазан хлеб отважною икрою,
закрыв глаза твой облик тьмой не скрою".

"любовь любить" - подумал Лев Карсавин
"приятный крест, и самых честных правил,
пускай рабы, пускай слепая младость,
есть времени столбы, есть радость".

есть эти города, над ними ветер,
нет истины нигде и в старом склепе,
зовущемся семья, веселый гелий,
есть ветер бытия и стоны келий.

и дерево растет, прислушиваясь к свету,
на медленной росе, любовь - скелету,
прочитываю страшный, тихий сонник:
"Фома Аквинский сел на подоконник..."