Несколько частных фактов, мало кому известных.
Фильм по "Туманности..." Ефремову очень не понравился.
Сталина он считал главным контрреволюционером.
Интересно то, что во время приезда в СССР Станислава Лема много говорилось о его возможной встрече с Ефремовым. Лем спрашивал, готов ли Иван Антонович с ним увидеться, а сам неоднократно выражал такое желание. Ефремов ответил согласием, но Лем не приехал... Предположение Таисии Иосифовны – испугался Лем, ибо уже тогда писал вещи, которые Иван Антонович мог бы жёстко критиковать.
По четыре письма написали друг другу Иван Антонович и выдающийся педагог Сухомлинский, который признавался, что влюблён в ефремовских героев будущего, а «Туманность Андромеды» перечитывал четыре раза. После выхода в свет «Часа Быка» Иван Антонович выслал ему и эту книгу.
Засилие бюрократов в АН было столь велико, что Ефремов с горькой иронией предлагал встать у выхода с пулемётом в руках и решать вопрос персонально.
Иван Антонович обладал прекрасным чувством юмора, но не было в нём иссушающего едкого сарказма. Как-то Ефремовы отдыхали в академическом дачном посёлке у профессора Маслаковца. Посёлок был примечателен ещё и тем, что, помимо, Маслаковца, там жили ещё учёные Бышовец и Маховец, а также Крепс. Ефремова такое сочетание неизменно приводило в шутливое расположение духа. «Вам бы сюда ещё Пружиннера», - посмеивался он. Так вот, как-то Таисия Иосифовна вышла на веранду по хозяйственным делам. На ступеньках сидели два академика – Ефремов и Маслаковец – и что-то абсолютно серьёзно и вдумчиво обсуждали. Услышав то, что именно они обсуждали, Таисия Иосифовна была сражена и смеялась до слёз. Оказывается, академики вынашивали план мести агрессивному петуху, который всех без разбора клевал. План состоял в следующем – было решено достать чучело глухаря и ночью, забравшись на крышу курятника и разобрав её, спустить глухаря на верёвочке аккурат перед петухом, чтобы его напугать и, видимо, оставить заикой.
Была в жизни Ивана Антоновича и такая парадоксальная ситуация, когда он учил знакомую женщину… рожать (!) История имела драматическую предысторию. У Ефремовых была знакомая – редактор «Молодой гвардии», которая, съев некачественной колбасы, заболела бутулизмом. Причём диагноз поставили в последний момент, когда нашёлся врач, который сталкивался с этим заболеванием аж в западном Китае; лечение было крайне тяжёлым, организм предельно истощён. Спустя же короткое время после выздоровления барышня забеременела и вскоре впала в депрессию от предстоящего. С этим и пришла испуганная женщина к доктору биологических наук. Ефремов, будучи превосходным знатоком психофизиологии, объяснил последовательность мышечных сокращений и сопутствующие им психологические состояния, а также составил индивидуальный комплекс профилактических упражнений. Теория была успешно поверена практикой. Родилась здоровая девочка.
Уверял, что если начнёт ругаться, то несколько минут не будет повторяться. Но сам не ругался никогда.
Таисия Иосифовна была первым читателем и критиком новых произведений мужа. Порой её вклад в окончательную версию был весьма существен. Например, в "Туманности Андромеды" автор хотел "убить" Низу Крит. Отстояла Таисия Иосифовна. Теперь же невозможно представить себе роман без символической прогулки четырёх героев в северном санатории и программного диалога Веды и Низы о материнстве. Да и сам факт отлёта Эрга Ноора с заново обретённой любовью рождает надежду и веру.
Пыталась Таисия Иосифовна «защитить» и Тилоттаму. Но здесь писатель был непреклонен: «Нет, она должна умереть».
В известном разговоре с членом Политбюро Демичевым Иван Антонович предлагал сделать Красную площадь научным и культурным центром, и ГУМ превратить в музей естественной и социальной истории. Там же он высказал ещё одну идею, предсказательную силу которой мы сейчас можем хорошо ощутить. Он предложил построить водопровод «Дружба» и за деньги продавать байкальскую воду за границу, мотивируя это тем, что в Европе через пару десятилетий обыкновенную воду будут продавать в пластиковых бутылках.
Долгое время Иван Антонович дружил и переписывался с украинцем по имени Борис Устименко. Направлял его по жизни, давал различные советы, высказывал соображения по поводу его планов и оценивал его те или иные суждения. Например, отговорил своего молодого товарища поступать в Литературный институт, заявив, что там только литературоведов и критиков готовят, а писать только самому можно научиться. Вместе с этим отговаривал и поступать учиться на журналиста в Киеве, потому что считал Киев самым «морально душным» городом. Устименко не внял, решил поступать в Киеве, так на приёме ректор заявил ему: «Вот фамилия у тебя наша, а мовыш як москаль…» (!) Та же тема, кстати, помешала Ефремову дать рекомендацию в художественную школу на западной Украине (в Хмельницком районе) молодой талантливой художнице Гале Яремчук, чьи иллюстрации к своим произведениям он очень любил. «Не хочу сделать хуже – ведь фамилия моя «Ефремов», а не «Ефременко»!» - примерно так ответил Иван Антонович на просьбу галиной матери. То есть при всём своём убеждённом интернационализме Ефремов был очень трезвомыслящим человеком и видел реальность такой, какой она была – без прикрас. Оттого и советы его были действенны.
Возвращаясь к теме многолетнего общения с Борисом Устименко, необходимо сказать, что по совету мыслителя Устименко стал моряком и много плавал по океанам, а параллельно осваивал журналистскую профессию. Пытался писать стихи. Но присланные «на пробу» стихи Ефремов забраковал. «Дорогой Борис! Стихи ваши чепуховые. Нельзя о высоких чувствах писать, ёрничая. Мне их вам обратно отослать или выкинуть, что, по-моему, лучше?» - без сантиментов заявил он.
В ответ на сетования Устименко, что свадьба его может расстроиться из-за претензий невесты на соответствующую свадебную пышность – с кортежем, рестораном, Ефремов изумлённо написал, что вообще-то впадать в депрессию от отсутствия суперплатья и кортежа автомобилей – мещанство чистой воды. «Свадьба – мероприятие интимное, а не повод для грандиозной пьянки массы малознакомого народа», - однозначно сказал он. И привёл в пример свадьбу своего сына Аллана.
История получила неожиданное продолжение в тот же вечер, когда Таисия Иосифовна рассказывала нам о нём и показывала письма. Дело в том, что после ухода Ивана Антоновича Устименко вскоре исчез и долгие годы никак не проявлялся. Вечером после нашего ухода (! – впору говорить о знаменитой синхронистичности, описанной Юнгом) раздался звонок. Звонила племянница Устименко. После, через несколько дней позвонил и он сам. Много извинялся, утверждал, что всё никак не мог дозвониться (несколько десятилетий!), обещал переслать свои статьи, очерки и рассказы. Переслал. Таисию Иосифовну и нас вслед за ней поразили два момента. Первый: часто вспоминая своих учителей, перечисляя их и отдавая им дань уважения, ни единого раза достаточно известный сейчас на Украине журналист Борис Устименко не упомянул имя Ивана Антоновича, хотя их общение было столь тесным, что Ефремовы часто просто давали начинающему и подающему надежды деньги, да и он сам после неоднократно слал им подарки со всех концов земного шара. Второй: в одной из статей с большим радостным чувством было написано о т. н. «оранжевой революции» и победе Ющенко с буквально следующим комментарием: «Наконец-то наша страна входит в семью цивилизованных народов», под которыми разумелась, естественно, Европа.
Когда Таисия Иосифовна без обиняков высказала это, Устименко смутился и обещал что-то подготовить к юбилею Ивана Антоновича (а дело было за полгода). Итоги пока неизвестны…
Широка была переписка с людьми, так или иначе относящимися к наследию семьи Рерихов. Например, с учеником Николая Константиновича и Елены Ивановны Павлом Фёдоровичем Беликовым. Однажды от Беликова пришла бандероль с замечательными по качеству полиграфии открытками – репродукциями картин Н. К. Рериха. Оказалось, что Беликов ошибся адресом и случайно вписал адрес Ефремова, а посылка предназначалась другим людям. Иван Антонович торжествующе сказал: «Поздно! Не отдам!» и стал спрашивать, откуда такое богатство. Оказалось, открытки Беликову прислали из музея Рериха в Нью-Йорке. Иван Антонович написал туда сам и предложил бартерный обмен. Зинаида Фосдик, многолетний директор нью-йоркского музея, с удовольствием согласилась. Но вскоре наступила осень 1972 года… Уже после Таисия Иосифовна послала в Нью-Йорк «Таис Афинскую», и Фосдик чрезвычайно высоко отозвалась об этой книге.
Характерен и трогателен порыв сына ученика Рерихов Гаральда Феликсовича Лукина, опустившегося на колени перед Таисией Иосифовной с восклицанием: "Берегите его!" По признанию Таисии Иосифовны, это было очень светло, но немного комично, ибо Гаральд Лукин был под стать самому Ефремову – могучим крупным мужчиной, и опустившись на колени он практически стал с Таисией Иосифовной одного роста.
Юрий Николаевич Рерих встречался с Ефремовым два раза, ещё один раз заезжал, но Ивана Антоновича не было дома. Он читал "Дорогу ветров", очень высоко её оценивал. Глубокий взаимный интерес их был несомненен и только внезапная смерть Юрия Николаевича, поразившая всех близких (в том числе и самого Ивана Антоновича, ибо он обладал немалыми способностями к диагностике, но утверждал, что ничего не указывало на скорый уход Юрия Николаевича), не дала развиться их товариществу.
Вообще глубокий интерес к Агни-Йоге был обусловлен тем, что Ефремов искал в ней философию для будущего СССР, о чём писал в письме к Георгию Константиновичу Портнягину – тоже известному рериховцу первого поколения. Переведённые Портнягиным книги Рерихов и Блаватской давал читать доверенным друзьям, что было достаточно опасно, ибо тема была запретная. Негативное отношение к Гурджиеву, но при этом замечание, что гораздо больший вред для страны несут не его мало кому понятные писания, а наступление масскульта и потребительства.
Проникновенна история письма Россихина – врача-уролога, на руках которого умер молодой человек, последними словами которого было: «Передайте Ефремову, что будущее будет таким, каким он описал его». Именно в ответе Россихину Ефремов пишет буквально следующее (цитата дословная): «...Если искать путь, то, как вы очень хорошо сказали в начале письма, он в наше время лежит через общественную йогу ("Агни-йогу"), йогу служения человеку и обществу, йогу уничтожения страдания и войны со злом и несчастьем (не забывая, что всё в этом мире имеет две стороны). Для всего этого нужно и самоусовершенствование и самоограничение, но в иной мере и иных целях, чем в личной йоге, которой начинают увлекаться многие, мечтая получить особую власть и силу. Если бы они знали, что не получат ничего, кроме ответственности и заботы, самопожертвования и долга, то они даже близко не пытались бы познакомиться с высшей йогой. Если бы они знали, что на самых высших ступенях "посвящения" человек не может жить, не борясь с окружающим страданием, иначе он погибнет...
От души желаю Вам и Вашим товарищам твёрдо стать на путь – это самое большое счастье, какое есть на Земле, кроме большой любви...» |